Форум » Архив НСФ » Наталия Михайлова » Ответить
Наталия Михайлова
Felix: УЧАСТИЕ СТАРОВЕРОВ В СВЕРЖЕНИИ МОНАРХИИ 1. О своеобразии патриотизма староверов В кругах современных патриотов весьма распространено довольно странное мнение, будто бы "старообрядцы" защищали Святую Русь и были истинными патриотами. Уже цитированный нами А. Дугин так и провозглашает: "Необходимо сразу подчеркнуть глубоко патриотический, мистико-патриотический характер старообрядчества". Уверенность Дугина в глубокой любви к Отечеству у старообрядцев разделяют и многие монархисты, что выглядит уж совсем противоестественно, так как, любя монархию, трудно питать симпатию к ее лютым врагам, а именно таковыми вот уже 350 лет являются те, кого принято называть старообрядцами. Ближайшим свидетельством их неистребимой ненависти к Церкви и к "царизму" может служить публикация на страницах той же газеты "Завтра" статьи представителя белокриницкого согласия ("старообрядческая митрополия") Терентия Серединова под названием "Краденый звон" (4). Содержанием статьи являются инсинуации в отношении Русской Православной Церкви, будто она и не русская, и не православная, и не церковь, и украла у бедных старообрядцев в XVII веке имущество (храмы, иконы и утварь), а вскоре вновь откроет гонения, казни и пытки. Вера верой, а пока суд да дело, активные и энергичные старообрядцы решили выступить с имущественными претензиями к Русской Православной Церкви. Приступая к этой теме, Т. Серединов сетует на передачу Русской Православной Церкви государством икон, крестов и утвари и спрашивает читателей газеты "Завтра": "А знаете ли вы, что многие (если не большинство) из этих предметов никогда не принадлежали никонианской организации?" Нет, не знаем, но намек поняли. В СМИ началась подготовка общественного мнения к самой постановке проблемы и к выработке юридических оснований с тем, чтобы в конечном счете оформить имущественные претензии раскольников в законодательном порядке. Вот уже 350 лет раскольники не устают повторять себе и другим, что до патриарха Никона на Руси была "старая вера", что он учредил "новую", а теперь они додумались доказать, что являются не только "хранителями старой веры", но законными наследниками церковного имущества "дониконовской" Церкви. Широкие или узкие круги "духовной оппозиции" во главе с А. Прохановым поддерживают эту идею и ради ее воплощения в жизнь перешли даже на старообрядческий слэнг, старательно повторяя слова типа "никониане" и даже "никонианцы". Но одно дело впечатлительные деятели культуры, а другое — въедливые крючкотворы-юристы. С ними у раскольников могут возникнуть большие трудности, если только все их секты не объединятся под началом какой-либо одной из их "древлеправославных церквей". В противном случае им вряд ли удастся обмануть юристов своими баснями о едином "старообрядчестве", как это им удается делать с деятелями культуры и журналистами. Юристы могут поставить вопрос ребром: кому, какому "старообрядчеству" все это хозяйство передать? Разобраться с "наследниками" будет трудно, могут начаться междоусобия, потому что любая самая мельчайшая по числу адептов раскольническая секта только себя считает той самой "истинной церковью", а все остальные ею прокляты как еретики. Единственное, в чем они были солидарны веками, так это в своей ненависти к Церкви и Царству, к правящей династии Романовых, которых, начиная с Алексея Михайловича, регулярно зачисляли в "антихристы". 2. Ненависть к династии Романовых Старообрядцы и сочувствующие им публицисты из православных никак не установят "истинных виновников" раскола, в роли которых уже перебывали "заезжие греки" и патриарх Никон, царь Алексей Михайлович и диверсанты-иезуиты (см. сочинения регента Б. Кутузова; 14), и, наконец, судя по последним версиям, вся династия Романовых — целиком, как "клан". Эта версия изложена в статье Т. Серединова. Он пишет: "В результате Смуты к власти пришла наиболее беспринципная и алчная группировка, опиравшаяся на опричную дворянскую рвань и сплотившаяся вокруг клана бояр Романовых. Этот клан, не имея никаких династических прав (подумаешь, родственники одной из шести жен одного из предыдущих царей. — Н. М.), шел к власти, не выбирая средств... Сильная Церковь стала мешать Романовым... Они решили взорвать ее изнутри, для чего нашли Никона, простого человека с национальной окраины" (это намек на то, что он мордвин). И далее в том же духе, тоже "не выбирая средств". Нельзя не отметить, что многие из "алчных бояр" и "дворянской рвани" были самыми ярыми врагами Церкви и патриарха Никона, а некоторые — самыми активными деятелями старообрядческой партии. Таковы сестры боярыни Морозова и Урусова, урожденные Соковнины, смоленские дворяне Потемкины — Ефрем и Спиридон, боярин Б. Львов, князья Хованские. Другие — князья Н. Одоевский, А. Трубецкой, бояре Стрешневы и Милославские — поощряли раскольников. Именно благодаря их покровительству в 1663 году был возвращен из сибирской ссылки протопоп Аввакум. Об упомянутом в статье Т. Серединова Паисии Лигариде, которого он или по неведению, или в азарте назвал "активнейшим проводником никоновской реформы", придется тоже сказать несколько слов. К "реформе" этот человек никакого отношения не имел, на Русь он явился через 4 года после опалы патриарха Никона с одной целью: добиться любыми средствами его низложения, ссылки или казни. Лигарид был платным агентом Римской Пропаганды и имел задание добиться низвержения патриарха Никона, а самому постараться стать патриархом, чтобы заключить унию с Римом. Из выбранных для этого средств одно имеет довольно пикантный характер. Очаровав царя и завоевав расположение бояр — врагов патриарха, Паисий Лигарид решил использовать и других его врагов — "ревнителей благочестия", чтобы объединить тех и других для борьбы с патриархом. Вместе с боярином Семеном Стрешневым Лигарид помог раскольникам составить челобитную, где они обвиняли патриарха в унижении Царя, в отвержении Собора 1660 г., в наименовании Воскресенского монастыря Новым Иерусалимом и в исправлении богослужебных книг. Лигарид состряпал "Ответы на вопросы", будто бы заданные ему боярином Стрешневым, в которых изобразил патриарха Никона виновным во всех мыслимых и немыслимых преступлениях. И после всего этого Т. Серединов изображает Лигарида — союзника старообрядцев и врага Русской Церкви — единомышленником патриарха Никона. 4. Раскольнические бунты XVII–XVIII веков Зная о том, что раскольники хулили Православную Церковь, ее священнослужителей, ее Таинства и храмы, можно ли считать их "защитниками Святой Руси" и "хранителями древлего благочестия"? Зная о том, что в течение более пятидесяти лет раскольники понуждали тысячи людей к самосожжению, возбуждали по всем окраинам бунты и тем самым расшатывали устои государства, можно ли их считать "патриотами"? Для этого надо не любить Церковь, иметь превратные представления о благочестии и не знать истории своего Отечества. Чтобы показать, насколько подобные мнения не соответствуют действительности, нам придется, хотя бы вкратце, рассказать о бунтах и других противогосударственных действиях, в которых раскольники были или вдохновителями, или самыми активными участниками. Для начала приведем список наиболее крупных мятежей. 1670—1671. Разинщина. Бунт казаков-"староверов" во главе со Степаном Разиным. 1668—1676. Захват Соловецкого монастыря капитонами и разинцами. 1681. Мятеж стрельцов в Москве под руководством раскольников. 1708—1710. Булавинский бунт и уход казаков-"староверов" в Турцию. 1771. "Чумной бунт" в Москве. Убийство архиепископа Амвросия. 1773—1774. Пугачевщина. Бунт яицких казаков-"староверов". Такова бесконечная череда бунтов, потрясавших Россию 100 лет (с 1668 по 1774 год). С легкой руки А. С. Пушкина их почему-то называют русскими бунтами, хотя если учесть, кто был их вдохновителем и какие цели они преследовали, то гораздо уместнее называть их раскольническими бунтами. Характерные особенности этих бунтов Если самосожжения и самоуморения начались до Собора 1666—1667 гг., то есть до анафемствования раскольников, то открытые вооруженные и кровавые бунты начались сразу после этого Собора, когда вожди раскола побежали на Дон поднимать за "старую веру" недовольных центральной властью казаков. К этому времени богомильское "учение об антихристе, воцарившемся в Церкви и Царстве", исповедовали не только последователи чернеца Капитона, но и многие поповцы и "боголюбцы". Первоначально в их среде существовала идея о возможности восстановления "старой веры" с помощью "благочестивого царя" Алексея Михайловича, но когда стало ясно, что из этого ничего не выйдет, "боголюбцы" объявили царя "рожком антихристовым" и с легким сердцем открыли против него вооруженные мятежи. Бунты под руководством раскольников поднимались не в центральных областях России с исконно православным населением и наиболее обездоленными русскими крестьянами, но на окраинах, заселенных казачьей голытьбой и инородцами, где жизнь была более вольная, более обеспеченная, а население питало традиционную неприязнь к Православной Церкви и Московскому царству. Инициаторы противоцерковного мятежа, "староверы"-поповцы, умело пользовались этими тремя обстоятельствами. Недовольство они направляли в русло борьбы за "старую веру"; привычка к вольности и легкой наживе способствовала быстрому возбуждению населения на открытый бунт, а зажиточность и влиятельность инициаторов обеспечивали материальную поддержку подобных дорогостоящих мероприятий. Сразу после Собора 1667 г. раскольники побежали на юг, и их протестная пропаганда нашла самый широкий отзыв в казачьей и стрелецкой среде. Казачество тяготилось постепенно растущим усилением контроля со стороны московских царей, а потому пользовалось любым поводом, чтобы от этого контроля избавиться. Что касается стрельцов, то и они были не чужды "староверия", а главное, постоянно были недовольны из-за несвоевременной выплаты жалованья. Однако любой бунт сверх меркантильных интересов должен иметь "высокие" цели, и в качестве таковых ничего лучшего нельзя было придумать, как периодически поднимать недовольную казачью массу и стрельцов на борьбу "за старую веру" под знаменами очередного самозванца — "благочестивого царя". Раскольники оформляли лозунги, финансировали предприятие, а из среды вольнолюбивых казаков находили харизматического лидера. При всех конкретных отличиях одного бунта от другого для них характерны некоторые общие черты, указывающие на их связь с раскольническим учением и непосредственным участием "старообрядцев" во всех противоправительственных массовых движениях. Самозванство. Почти во всех раскольнических бунтах присутствует элемент самозванства, которым так пронизана сама идея "древлеправославной церкви". Самозваные попы и наставники, игумены и старцы находили возможным ради поставленной цели идти на любые средства, и самозванство было одним из них. При этом самозванец-царь всегда обещал восстановить "старую веру". Бунт Разина сопровождался выдвижением лжецаревича Алексея, незадолго до этого умершего, и лжепатриарха Никона, находившегося в ссылке. Разин говорил: "На что церкви? К чему попы? Венчать, что ли? Да не все ли равно: станьте в паре подле дерева да попляшите вокруг него — вот и повенчались". Пугачев сам себя объявил императором Петром III, а все его ближайшие подельники назывались именами высших сановников (например, графа Захара Чернышова). Бунты сопровождались убийствами архипастырей и пастырей, поруганием святынь и ограблением храмов. Разинцы сбросили с колокольни астраханского архиепископа Иосифа, грабили храмы. Грабили и разоряли храмы в станицах, где жило православное население, и булавинцы. Сын московского купца-раскольника Сергей Юршев был одним из главных виновников убийства архиепископа Авмросия во время спровоцированного раскольниками "чумного бунта" в Москве в 1771 году (1, с. 135). Во время пугачевщины десятки православных храмов подверглись поруганию ("хранители благочестия" любили въезжать в алтарь на конях), иконы разбивались. Погибли около 100 священно- и церковнослужителей (см.: А. С. Пушкин. История пугачевского бунта. Приложение: Список убитых). В церковной истории все эти бунты, за исключением мятежа в Соловецком монастыре, не рассматриваются, хотя в свое время главари всех бунтов были анафемствованы на Соборах и анафемы им читались ежегодно в храмах в Неделю Торжества Православия. С социально-экономической точки зрения бунты достаточно подробно описаны в сочинениях по гражданской истории России. Конкретные обстоятельства организации бунтов раскольниками описаны нами в двух ранее опубликованных статьях под общим названием "Раскольники против царства" (Радонеж. 1999. № 13—16). Там подробно изложены широко известные факты участия раскольников в организации пугачевщины. Они взяты из книги Н. Дубровина "Пугачев и его сообщники", где приведены ссылки на документальные источники (СПб., 1884). Историки полагают, что отдельные раскольники, проходившие по делу Пугачева, были его советниками и помощниками "не только по своей личной инициативе, но являясь представителями старообрядческой организации" (см., например: В. Г. Карцев. Религиозный раскол как форма антифеодального протеста в истории России. Калинин, 1971). Старообрядчество и дух "завоевания капиталов" В XVII веке многие из раскольников решили покинуть свое Отечество, как они говорят, из-за гонений на "старую веру" в "царстве антихриста". За рубежами Православной России, судя по всему, они его не обнаружили, а потому как старые, так и новые "духовные изгнанники" там никаким гонениям от "слуг антихристовых" не подвергались. Хранители "старой веры" стали жить-поживать в магометанской Турции, в католической Австрии и в католической Польше, в протестантской Пруссии и в демократических США и везде чувствовали себя прекрасно, кроме православного Отечества. Их потомки и до сих пор там живут. Но и в России кое-кто из них оставался. Здесь они 250 лет "страдали от гонений" и одновременно обогащались. Об этом на "круглом столе" говорил писатель В. Личутин: мол, "энергия", накопленная в эпоху самосожжений, пошла в скиты, там "воспитала дух", и только тогда, воспитав его, двинулась "из скитов в столицы на завоевание капиталов" (3). Напомним, что капиталы не завоевывают, а "первоначально накапливают", что делается это с помощью ростовщичества, откупов и обмана. Недаром раскольники придумали такую пословицу: "Чтоб быть богатым, надо недоплачивать по ряду хоть копейку" (15). В результате, как деловито сообщает В. Личутин, одухотворенные скитники "заняли весь капитал, всю банковскую систему, заводы, фабрики, они создавали культуры". Как им это удалось? В протестантской Европе ученые уже давно обратили внимание на неразрывную связь духа капитализма (духа наживы) с духом протестантских сект. Одна из работ Макса Вебера, изучавшего протестантскую этику, так и называется — "Протестантские секты и дух капитализма" (М., 1990. С. 273—302). К сожалению, подобных основательных исследований о связи сектантов России с тем же духом наживы не существует, хотя ни для кого не является секретом, что уже ко времени Екатерины II три четверти (75%) русского капитала и большая часть промышленности (Север, Урал) оказались в руках "вечно гонимых" раскольников. Эта доля не уменьшилась, но увеличилась к началу ХХ столетия. Излагать историю "буржуазной" революции в России, не обращая внимания на конфессиональную принадлежность этой буржуазии, тогдашних "олигархов", значит сознательно или по неведению замалчивать наиболее существенное в побудительных причинах к свержению Царя и разрушению монархии. Теперь, когда к устроению "нового мирового порядка" Великие Архитекторы приступили в очередной раз, они вбросили в котел массовой пропаганды массу сведений о "русской буржуазии" и с гордостью говорят о том, что она состояла по преимуществу именно из сектантов. Интерес к этой теме — вновь прорвавшейся жажде наживы и откровенному поклонению "золотому тельцу" — подогревается нынешними пропагандистами "рыночной экономики", которые при этом ссылаются на благотворный опыт прошлого, когда культуру опекали купцы-меценаты, они же и слезы утирали сиротам и вдовам в благотворительных учреждениях "Человеколюбивого общества". Поскольку при ближайшем рассмотрении оказывается, что большая часть купцов-человеколюбцев, а также торговцев, промышленников и биржевиков начала ХХ века были выходцами именно из раскольнических семей, то ясно, что их процветание имеет самое непосредственное отношение к нашей теме. Если верить раскольникам, прославляющим себя за свою оборотистость (16, 4, 17,), благодаря либеральной политике Екатерины II к "концу XVIII столетия им принадлежали главнейшие торговые пункты в Нижегородском крае и ниже по Волге и Оке, все судостроение и торговля оказались в руках старообрядцев", так же как и "вся заводская промышленность на Урале". При этом "духовное окормление" этого промышленного люда осуществляли наставники, "старики" и лжеепископы из керженских и иргизских скитов в Заволжье, с Преображенского и Рогожского кладбищ в Москве. Под руководством этих "духовных старцев" была создана текстильная промышленность Москвы и Центрального промышленного района (стоит только добавить, что миллионы русских православных людей трудились на этих "старообрядческих" предприятиях). Возникшие во время "чумного бунта" в Москве в 1771 году общины при Преображенском и Рогожском кладбищах очень скоро стали распоряжаться многомиллионными капиталами. Эти торгово-промышленные предприятия "старообрядческого религиозного направления" простирали свое влияние до крайних пределов Российской империи, захватив в свои руки почти всю хлеботорговлю. О том, какими способами происходило здесь первичное накопление капитала, можно прочесть в книге прот. П. С. Смирнова "История русского раскола старообрядчества" (7, с. 105—110). Злодеяния часто творятся под вывеской "филантропических заведений", и в данном случае глава общины федосеевцев купец Ковылин сумел воспользоваться народным бедствием для "первоначального накопления капитала". В устроенном им за Преображенской заставой карантине ушлый беспоповец внушал умирающим, что "моровая язва" послана Богом в наказание за "никонианскую" веру, и тут же стояли чаны, где он "перекрещивал" желающих и не желающих. Сто лошадей Ковылина перевозили в "богадельню" выморочное имущество. Иконы, бархат, парчи, наличные деньги — все свозилось в кладовые Ковылина. Из церкви Св. Анастасии, что на Неглинной, обманом был взят целый иконостас. Такими способами были собраны огромные деньги, и на них построены 2 молельни и 12 корпусов, а вокруг каменная стена с башнями. При общей численности населения Москвы в 250 000 человек число насельников на Преображенском достигло 1500 человек и прихожан 10 000 (1809), а на Рогожском — 68 000 (1825). То есть по меньшей мере 1/3 жителей первопрестольной столицы были раскольниками. Следующее бедствие — захват Москвы Наполеоном и пожар, который, по меткому выражению Грибоедова, "немало способствовал" не только украшению города, но и благополучию "мистико-патриотических" федосеевцев. Они признали Наполеона своим государем. Его они не считали антихристом, зато в их молельне была повешена картина с изображением "белого царя" с надписью, что Александр — антихрист. На Преображенском кладбище их "государь" Наполеон поставил станки для печатания фальшивых русских ассигнаций. Вместе с французами федосеевцы занимались расхищением сокровищ столицы, особенно древностей из храмов. Когда в наше время появляются в СМИ статьи типа "Краденого звона" Т. Серединова с имущественными претензиями к Русской Православной Церкви, неплохо бы напомнить раскольникам о том, сколько было ограблено ими храмов, сколько уворовано книг, рукописей, икон и утвари. На этом были тоже сделаны огромные состояния; "староверы" владели монополией на торговлю антиквариатом и книгами. По сути, раскольники, как и другие сектанты (хлысты, скопцы), создали "государство в государстве" по образцу масонских лож, где каждая община подчинялась своей митрополии, как русские дочерние ложи подчинялись и подчиняются, например, "Великому Востоку" Франции. Федосеевцы подчинялись воротилам с Преображенского кладбища. Беглопоповцы Поволжья и Урала тянули к Иргизу. Для беглопоповцев всех хлебородных губерний России "Великим Востоком" было Рогожское кладбище. Рогожские купцы после основания австрийской лжеиерархии в 1846 году понаставили во все крупные города своих лжеепископов. Цены на важнейшие товары в России устанавливали те же "благочестивые" рогожцы. Чем же объясняется "феномен старообрядческой предприимчивости"? Апологеты "древлего благочестия" причину обогащения видят отнюдь не в склонности к неправедным занятиям (ростовщичеству, откупщичеству и хищной эксплуатации бедняков), то есть не в культе "золотого тельца". Старообрядцы из-за постоянных гонений были вынуждены "возвести себе и своим единоверцам защиту финансовую, гарантирующую определенную независимость от гонителей". Нам дают понять, что "гонители" (называемые Б. Кутузовым "никонианами"), пользуясь своей защищенностью, беспечно прозябали в разврате, пьянстве и лени, а потому о "финансовой защите" нисколько не заботились и в результате оказались самым бедным слоем населения России. Характерно, что апологеты старообрядчества, представляющие раскольников образцами высокой духовности, не только не скрывают их хозяйственно-финансовых талантов, но говорят об их роли в накоплении капитала и в политическом противостоянии государству с тем же восторгом, с каким описывают подвиги самосожженцев-мракобесов XVII века. В таком духе, например, подается тема раскола в недавно изданной коллективом автором под редакцией М. Данилушкина книге по истории Русской Православной Церкви в ХХ веке, где посвященная раскольническим согласиям и толкам глава названа "Русская Православная Старообрядческая Церковь", назойливо изображаемая, как "истинно православная" в противовес "никонианской", то есть Православной (10, гл. 20). Автор этой главы (а им, судя по всему, является регент православного храма Б. Кутузов) начинает свой рассказ эпически: "Известно, что ни одно религиозное направление в России не оказало такого влияния на развитие русских промышленных отношений, как старообрядчество". Сразу заметим, что далеко не все "религиозные направления" ставят своей задачей развитие промышленности. В России таких направлений было всего три: немецкий протестантизм (литературный образ Шульца у И. Гончарова), русские раскольники (их "образами" наполнена вся русская литература с середины XIX в.) и лица еврейской национальности (чьи "образы" мы наблюдаем ныне на российском политическом и финансовом небосклоне и на телеэкране). Замечательно то, что столь различные в этнографическом и вероисповедном отношении "религиозные направления" (из коих два относят себя к "вечно гонимым") каким-то образом ухитрились стать владельцами народного богатства огромной страны. И хотя, как полагают ученые, "протестантская этика" с ее акцентом на индивидуальное спасение сильно отличается от этики русских сектантов, ищущих спасения коллективного в своих скитах, общинах и "кораблях", однако, несмотря на эту разницу, и те и другие чрезвычайно удачливы в деле накопительства. И те и другие видят в богатстве знак особой милости Божией, так сказать, награду за свои добродетели. Возможно, именно поэтому в царской России всемогущими "олигархами" стали протестанты — выходцы из Европы и доморощенные протестанты-староверы, а в Российской Федерации — лица еврейской национальности. Участие староверов в подготовке буржуазной революции 1917 года Итак, в начале ХХ века капитал, промышленность и торговля в России принадлежали в основном раскольникам и сектантам, а отчасти лицам немецкой, французской и еврейской национальности. Все вместе эти лица и составили сословие тогдашних "новых русских", или олигархов. Как мы убедились на недавнем опыте, властители капиталов и банковской системы рано или поздно захватывают власть, а для этого они объединяются. Сто лет назад случилось то же самое — с той разницей, что на пути к власти стояла не партийная номенклатура, а тысячелетняя наследственная монархия. Ее и предстояло смести, и для этого самые богатые старообрядцы, которые, по мнению А. Дугина, обладали "мистико-патриотическим характером", вошли в союз с лицами всех остальных национальностей и разработали "мистико-масонский" проект по устранению царской семьи. Все вместе они составили верхушку банковского и торгово-промышленного капитала России. Известно, что эта масонизированная верхушка в феврале 1917 года принудила последнего русского царя к отречению и ненадолго захватила власть в свои руки. Об участии их в революции в качестве меценатов социал-демократических партий широко известно, но здесь пойдет речь о другом — об участии выходцев из старообрядческих семей в политической борьбе за власть вместе с другими либеральными демократами начала века. В 1905 году раскольники перестали быть гонимыми, но по инерции продолжали обогащаться. Если до 1905 года им удалось завладеть 3/4 национального продукта, то можно себе представить, что творилось после "получения возможности законного существования". В начале ХХ века выходцы из раскольничьих скитов завладели уже не отдельными предприятиями, а целым рядом отраслей. При имущественном цензе в избирательном праве России они имели возможность захватить все выборные должности. Из 25 купеческих родов Москвы почти половина были раскольническими (9). Среди них небезызвестные: Авксентьевы, Бурышкины, Гучковы, Коноваловы, Морозовы, Прохоровы, Рябушинские, Солдатенковы, Третьяковы, Хлудовы. Те же фамилии мы встречаем в списках всех выборных органов: они гласные Московской городской думы, члены и председатели всех общественных комитетов, Московской биржи и других коммерческих учреждений. И это неудивительно: для того и выдумана демократия. Затем, уже с некоторой растерянностью, мы замечаем, что главными организаторами и лидерами разных партий, возникавших в начале века — партий на одно лицо, но с разными названиями, типа кадетов, октябристов и прогрессистов, были лица с теми же фамилиями: опять Н. Д. Авксентьев, П. А. Бурышкин, А. И. Гучков, его брат Н. И. Гучков, А. И. Коновалов, целый букет Рябушинских, С. Н. Третьяков. Те же лица издают самые влиятельные газеты. Рядом, правда, мелькают фамилии инородцев (Гужон, Гюбнер, П. А. Тикстон, Кнопы) и представителей другого "избранного народа", тоже известного своей спаянностью и обреченного из-за постоянных гонений копить капиталы (Арманд, В. Ф. Гефдинг, В. О. Гиршман, Л. Л. Рабенек, А. А. Ценкер, управитель Международного банка в Москве Ротштейн и пр.). Однако же списки масонских лож, ныне широко публикуемые в разного рода сочинениях, могут любого повергнуть в полное недоумение, потому что среди "вольных каменщиков", мы опять видим все тех же "хранителей древлего православия": Авксентьева, Гучкова, Бурышкина и Рябушинского вперемешку с Керенским, Некрасовым и Терещенко. Тут в голову приходят мысли о составе Временного правительства (ВП). Историк Н. Н. Яковлев в своей книге (18) пишет, что, проведя розыск в архивах, Н. Н. Берберова сделала следующий вывод: "В первый состав ВП (март—апрель) входили десять "братьев" и один "профан"". "Профаном", то есть не посвященным в масоны, считается П. Н. Милюков. А кто же были "братьями"? Те, кто стоял во главе заговора против Государя, строили планы о том, как от него избавиться: убить в ставке или в Царском Селе, насильственно выпроводить за границу или добиться путем угроз и шантажа его отречения. Среди них опять Авксентьев, А. И. Гучков, Коновалов, Третьяков. Как меланхолически замечает П. Бурышкин, "в торгово-промышленных кругах Москвы непопулярность царской семьи, конечно, весьма сильно сказывалась" (16, с. 264). Каково? "непопулярность сказывалась". Что под этим неграмотным оборотом речи подразумевал автор? А вот что. Раскольники в союзе с другими "олигархами" заявили о себе действительно "повсеместно, глубоко и мощно", но почему-то об их роли в свержении монархии никто из их апологетов не любит распространяться — они все больше говорят об их человеколюбии и меценатстве. Так делает П. А. Бурышкин, написавший в эмиграции книгу "Москва купеческая", где подробно говорит о купцах-филантропах, осчастлививших Москву собраниями картин и книг, отдавших городу особняки под больницы и училища. На страницах книг, где говорится о роли масонства в подготовке захвата власти буржуазией (например, Н.Н. Яковлева), наряду с Милюковым, Шульгиным и Родзянко непрерывной чередой мелькают фамилии Гучкова, Рябушинского, Коновалова, но ни словом не упомянуто об их принадлежности к миру старообрядчества. Восполним этот недостаток. Приведем послужные списки раскольников, "ревнителей благочестия" ...
Ответов - 1
Felix: ... начала ХХ века, организаторов и самых активных участников кровавой революции 1917 года, расправы над Царем Николаем и его семьей. Посмотрим на этот список, имея в виду состав Временного правительства (сведения даны по книге П. Бурышкина и спискам из книги О. Платонова "Терновый венец России", Особый архив, фонды 1, 92, 111, 112, 121, 730; 1367; ГАРФ, ф. 102). Партия эсеров: член ЦК Авксентьев Н. Д., из рода раскольников, министр внутренних дел ВП, глава Уфимской директории (1918—1919), масон (33-й градус, член Ареопага "Великого Востока" Франции). Партия кадетов: член ЦК Астров Н. И. (1968—1934), из рода раскольников, юрист, московский городской голова (1917), член Уфимской Директории (1918), масон (ложа "Великий Восток" Франции). Партия прогрессистов и газета "Утро России": один из основателей, Рябушинский П. П. (1871—1924), — из рода раскольников, промышленник, член Госсовета, председатель военно-промышленного комитета, редактор-издатель газеты "Утро России", масон (ложа "Астрея", Париж). Третьяков С. Н. (внучатый племянник создателя галереи) — из рода раскольников, председатель Московской биржи, председатель экономического совета при ВП, член партии прогрессистов, издатель газеты "Утро России", министр торговли у Колчака, масон. Коновалов А. И. (1875—1948) — из рода раскольников, текстильный фабрикант, лидер прогрессистов, руководитель Центрального военно-промышленного комитета (ВПК), издатель газеты "Последние новости", министр торговли и промышленности ВП, масон. Партия октябристов и газета "Голос Москвы": основатель — Гучков А. И. (1862—1936) — из рода раскольников-федосеевцев, текстильных промышленников, мать — еврейка. Председатель III Госдумы, военный и морской министр ВП (март—апрель 1917 г.), председатель Центрального военно-промышленного комитета, масон (ложа "Великий Восток" Франции). Из этого списка видно, что в начале ХХ века тогдашние крупные промышленники-олигархи: 1) основали свои собственные партии (кадетов, прогрессистов, октябристов); 2) были владельцами тогдашних СМИ ("Утро России", "Последние новости", "Голос Москвы"); 3) были депутатами Госдумы. Во время войны наживались на поставках армии и фактически захватили власть через всесильный Военно-промышленный комитет (ВПК); 4) вместе с другими лицами участвовали в заговоре против Государя Императора, а после его вынужденного отречения стали министрами Временного правительства; 5) будучи масонами высоких степеней в заграничных ложах ("Великий Восток" Франции), они работали на своих иностранных "братьев" и исполняли их поручения. Во время гражданской войны активно участвовали в Белом движении и способствовали развалу России, возглавляя такие образования, как Уфимская директория. Идеалы "старообрядческой буржуазии" выражал в своей газете "Утро России" прогрессист-раскольник П. П. Рябушинский, на средства которого в начале века Рогожское кладбище осуществляло свою издательскую деятельность. После закона о веротерпимости 1905 года раскольники уже ничего не боялись. Раскольники-капиталисты финансировали не только террористические организации бомбистов и политическое масонство, но и периодическую печать своих духовных руководителей. В марте 1917 года на станции Дно беспоповец-федосеевец А. И. Гучков вместе с подельниками-масонами вынудил Государя, ненавистного всем раскольникам Романова, подписать отречение от престола. Затем Временное правительство, в котором несколько министров были выходцами из раскольнических сект, отправляет царскую семью вместо обещанной Ливадии в Тобольск. Напомним, что на территории в треугольнике между Пермью, Тобольском и Челябинском с центром в Екатеринбурге число раскольников доходило до 60—70% от всего населения. Большинство из них принадлежало к согласию заводских часовенных-кержаков. Урал и заводы были издавна в их руках. Временные правители сообразили, что в этих местах русский Царь не сможет найти ни сочувствия, ни помощи. Великий князь Михаил был убит в Перми, в Алапаевске — святая Великая княгиня Елизавета и иже с нею. В Тобольск сослали Царя, царицу и детей, а убивать привезли в Екатеринбург. Известно, что участниками цареубийства были не только иудаисты и латышские стрелки, но и местные рабочие, то есть "заводские часовенные". Редакторы газеты "Завтра", сами "духовные оппозиционеры и изгнанники", не замечают внутренних противоречий в распространяемом ими мифе о гонениях и чуть ли не "геноциде" старообрядцев с 1653 по 1905 год. Иной догадается в конце такой "сказки" сделать несложное умозаключение: "Если правда, что они были гонимые, то как уже к концу XVIII в. могли стать самыми богатыми и влиятельными, а раз стали таковыми, то не были гонимыми". Но на это сметливые "ревнители благочестия" отвечают: "Мы богатели и богатеем, несмотря на гонения, благодаря нашему уму, сметливости, энергии, трудолюбию, ну и, конечно, благочестию. А вот вас, ленивых, глупых и нечестивых никониан, Бог покарал". Имеется в виду эпоха послереволюционных гонений на Церковь. Такая трактовка гонений, постигших Церковь после устроенной ими самими "великой революции", звучит в статье Т. Серединова. Он спрашивает: "А невинно ли пострадала РПЦ, не является ли ее участь карой за ее предыдущую деятельность?" На ту же тему возмездия "никонианам" высказывается А. Проханов: "Удар понесла и эта полная гордыни победившая никонианская церковь. Сначала удар при Петре. Потом удар при коммунистах, когда распинали, топили, жгли и расстреливали никонианских священников". И заключает: "С этой церковью поступили так же, как она сама поступила когда-то со старообрядчеством" (4). CТАРООБРЯДЧЕСТВО И ОБНОВЛЕНЧЕСТВО — ДВЕ СТОРОНЫ ОДНОЙ МЕДАЛИ В конце XIX века русская интеллигенция и деятели культуры стали увлекаться "богоискательством", но искали Бога только не в Православной Церкви, которую называли не иначе, как "официальная" и "государственная", а ее духовенство считали косным и невежественным. Взоры просвещенной публики обратились на экзотические формы "свободного христианства", то есть на многочисленные сектантские и старообрядческие общины. В них видели прибежище пытливых и духовно одаренных людей, гонимых и угнетаемых "официальным православием", а потому вскоре на Церковь обрушились разного рода нарекания и от нее стали требовать веротерпимости в отношении иноверия, инославия и сектантства, в том числе и старообрядчества. Идеи "оживления мертвого православия" и "церковного обновления" по образцу "свободного христианства" захлестнули не только светское общество и прослойку, но проникли и в среду духовенства, где вскоре сформировалась идеология обновленчества — мощного и долговременного реформаторского движения, существующего и в настоящее время. В 1920-е годы это антицерковное движение попыталось с помощью чекистов уничтожить Патриарха и создать свою "живую церковь". Так произошел давно подготавливаемый второй церковный раскол, получивший название обновленческого. Это название — обновленческий — создает иллюзию его противоположности старообрядческому, так как понятия "новый" и "старый" в русском языке суть антонимы. Вскоре обнаружилось, что между старообрядцами и "ревнителями церковного обновления" много общего, и некоторые из них стали догадываться, что происходят из одного корня, процветшего спустя века при благоприятных условиях. В свете этого определенный интерес представляет доклад старообрядца М. Дзюбенко под названием "Старообрядчество и церковное обновление", прочитанный в 1997 году на международной конференции "Живое предание", устроенной современными обновленцами (общиной священника Г. Кочеткова) (8). В этом докладе автор говорит о "смыкании антитетичных понятий", каковыми для "обыденного, в том числе и обыденного церковного сознания" представляются старообрядчество и обновленчество. М. Дзюбенко доказывает родство обоих течений, заявляет, что "это явления, взаимодействующие друг с другом на разных уровнях", и представляют собою яркий пример, когда "крайности в пределе переходят друг в друга, приводя к расколам". Проще говоря, старообрядчество и обновленчество представляют собою две стороны одной медали, а "антонимичность" их самоназваний создает путаницу в головах не посвященных в тайны мадридского двора. В конце доклада М. Дзюбенко выразил свою мысль более ясно и определенно: "Старообрядчество и движение за обновление Церкви в ХХ столетии растут из одного корня, решают схожие вопросы, но во многом по-разному". Приведем пример перехода из Православия в старообрядчество в первой половине XX века одного из "ревнителей обновления Церкви". Среди авторов "Письма 32-х", представляющего в начале ХХ века программу церковных реформ, пожалуй, наиболее активным общественным деятелем был профессор Духовной академии в Петербурге, в ту пору иеромонах Михаил (Павел Семенов). Он родился в 1873 г. в Симбирске в семье кантониста и был сыном крещеного еврея. Учился в МДА и перешел затем в Казанскую академию. Постригся в монахи в 1899 г. После окончания курса был направлен Святейшим Синодом в Воронеж, но преподавал там недолго и благодаря связям с высшими иерархами в 1902 г. стал доцентом Духовной академии в Санкт-Петербурге. С этого момента начались четыре года его бурной общественной деятельности. Он выступал на различных собраниях "свободолюбивой" и "богоискательной" интеллигенции, где его встречали "восторженными возгласами и оглушительными аплодисментами". В марте 1905 года о. Михаил Семенов сочинил вместе с другими обновленцами "Письмо 32-х", а через три дня после его публикации, 20 марта 1905 г., он был посвящен в сан архимандрита архиепископом Сергием (Страгородским). Активно посещал заседания Религиозно-философского общества, которое в Петербурге возглавлял опять же архиепископ Сергий, а в Москве — чета теософов-оккультистов З. Гиппиус и ее муж Мережковский. Но революция нарастала, и архимандрит Михаил, к восторгу почитавшей его интеллигенции, в 1906 году опубликовал "Программу русских христианских социалистов". Святейший Синод, несмотря на протесты "прогрессивной общественности", решил удалить Михаила Семенова от дела воспитания будущих пастырей Православной Церкви. Его лишили звания профессора и отправили на послушание в Задонский монастырь. М. Семенову это не понравилось, и он самовольно вернулся в Петербург. За это подпал под прещение и сослан в Валаамский монастырь. Неизвестно, поехал ли он туда. На этом его карьера в лоне Православной Церкви была закончена, потому что он ушел к старообрядцам, приемлющим белокриницкую лжеиерархию. Там 23 октября 1907 года Михаил Семенов принял "справу" от лжеепископа Иннокентия. Уже в то время было принято писать книги о своем пути в большую политику, а потому в 1907 году бывший архимандрит выпустил в свет брошюру под названием "Как я стал народным социалистом". За уход в раскол Святейший Синод лишил его сана и пострига, а за революционную деятельность первому "христиан-социалисту" власти запретили проживание в обеих столицах. На примере этого архимандрита видно, как причудливо переплетаются "энергии" старообрядчества, обновленчества и социализма, и можно предположить, что идейные и организационные связи антицерковных расколов всегда были связаны с "людьми красных дерзаний", как называет большевиков А. Проханов. Так, например, у большевиков был даже свой собственный эксперт по контактам с сектантами и старообрядцами. Верный и близкий соратник Ленина Бонч-Бруевич строил планы устроения крестьянских общин по образцу сектантских. Та же мысль бродила в умах обновленцев, о чем чуть ниже будет сказано, а сейчас закончим биографический очерк о Михаиле Семенове. Правда, с 1906 года мы вступаем в область недокументированной биографии, а потому возможны разночтения. Известно, что в 1908 году тот же Иннокентий единолично (по примеру основателя своей "церкви" Амвросия) посвятил неофита-старообрядца Михаила Семенова в "сан епископа с титулом Канадского". Староверы придрались и запретили в служении того и другого, но потом смилостивились и велели Михаилу Семенову ехать к пастве в Канаду, а если не поедет, то грозились запретить его в служении по 32-му Апостольскому правилу. Михаил поехал, но, как пишет митрополит Мануил, "за недостатком средств вернулся, не доехавши", и за это в 1910 году старообрядцы запретили ему священнослужение. По одной версии, он жил в Саратове, по другой — у сестры в Симбирске, но это несущественно, потому что и там и там он мог заниматься своим любимым делом — печататься в местной еврейской газете "революционного" направления. При этом подписывался "епископом Канадским". По имеющимся версиям, "в конце жизни он причудливо соединил старообрядчество со свободным христианством" (19, с. 17), "страдал нервным расстройством и по переезде в Москву умер и погребен на Рогожском кладбище на архиерейских местах" (21, с. 254) или "покончил с собой при большевиках" (20, с. 223). Как пишут Левитин и Шавров, этот человек "заслуживает самого горячего сочувствия со стороны всех честных людей", и этот завет, во всяком случае, выполнили не только авторы словаря "Старообрядчество", где тоже есть очерк о М. Семенове, и старообрядец М. Дзюбенко на кочетковской конференции "Живое предание", но и автор "Каталога русских архиереев" (21) митрополит Мануил (Лемешевский), что уже более удивительно. Митрополит Мануил решил в каталоге православных архиереев поместить справку о расстриженном архимандрите, раскольнике и социалисте: "Михаил (Семенов), еп. Канадский (старообрядческий)". В этом "Каталоге" митрополит Мануил объясняет беды М. Семенова происками Синода. Он пишет: "Его съели". Так вместе с публикой того времени считал митрополит Мануил и уточнил, кто съел: "Зоркое око обер-прокурора Победоносцева и группы высшего реакционного духовенства внимательно следили за популярным иеромонахом, и судьба его была решена Синодом". Можно подумать, что Синод затравил архимандрита и вынудил на отступничество. Далее следует форменный гимн: это был "человек глубокой принципиальности, смело обличавший современные ему болезни духовного одичания, черствости... смело и твердо зажигавший огонь в потухающей совести русской интеллигенции". Такой портрет оставил историкам митрополит Мануил, и теперь они переписывают эту характеристику из книги в книгу. Рискуя навлечь на себя обвинение в нечестности и беспринципности, позволю усомниться в высоких достоинствах "епископа Канадского", а также не поверить митрополиту Мануилу, что "страдалец" пал жертвой завистников и ретроградов. Вспомним о том, что в те же времена жили и другие люди, такие как святой праведный Иоанн Кронштадтский или архиепископ Никон (Рождественский), бесстрашно боровшиеся с иудейской прессой, раскольниками и наступающей апостасией. Не их ли имел в виду митрополит Мануил, когда писал о группе "реакционного духовенства"? В то время, когда группа "прогрессивного духовенства" готовила свое "Письмо 32-х", архиепископ Никон (Рождественский) тщетно взывал в своих "Троицких листках" к Госсовету одуматься и не принимать указ "О свободе совести и веротерпимости", вместе с которым все антихристианские силы получали возможность открыто бороться с Православием. В заключение приведем выдержки из "Дневников" архиепископа Никона (Рождественского) за 1910 год под названием "Свобода совести имеет свои границы". Этот "Дневник" был роздан членам Государственного совета перед рассмотрением законопроекта о "старообрядческих общинах", выработанного в Госдуме. Возражая против использования в законопроектах таких растяжимых понятий, как "свобода слова" или "религиозная свобода", преосвященный Никон писал: "Но мало ли чего они хотят и захотят во имя свободы своей совести? Они захотят требовать, чтоб им отдали все святыни наши исторические: например, кремлевские соборы... Они хотели бы всех православных сделать такими же раскольниками, как и они сами: так ужели же давать им свободу привлекать к себе в раскол всю Русь православную?.. Ведь не допустит же правительство проповедовать, что Царь есть антихрист, что не следует платить антихристу подати и давать ему солдат, что брак церковный есть блуд, а блуд — простительный грех... Хула на Церковь, поругание православных святынь — разве не бесчестит государство? Не думайте, что раскольники такие кроткие агнцы: они способны не только издеваться над Церковью и ее служителями, но и над каждым православным, лишь бы почувствовали свою свободу. Помнить надо, что всякое лжеучение, в том числе и раскол, заражены страшною гордынею: просим мы, служители Церкви, поверить нам в этом на слово, — вся их религиозная жизнь в ее проявлении, в делах, зиждется на бессознательном лицемерии: "несмы якоже прочии человецы"". ЛИТЕРАТУРА 1. Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 1—2. Л., 1987—1989. 2. Старообрядчество: Словарь. М., 1996. 3. Старообрядчество — Святой Руси хранитель. "Круглый стол" // Завтра. 1998. № 12 (225). 4. Серединов Т. Краденый звон // Завтра. 1999. № 24 (289). 5. Голышев В. Крест Господень. Покров. Матушка-пятница. Мне дано // Завтра. 1999. № 39, 41, 45, 47. 6. Болотов В. В. История Церкви. Т. II. 7. Смирнов П. С., протоиерей. История русского раскола старообрядчества. СПб., 1895. 8. Димитрий Ростовский, святитель. Розыск о брынской раскольнической вере. М., 1854. (Есть современное переиздание без вых. данных: "Об образе" и "О кресте".) 9. Сапожников Д. И. Самосожжение в русском расколе с второй пол. XVII в. до конца XVIII в. М., 1891. (См. также в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона статью "Самоистребление", где приведена библиография.) 10. Данилушкин М. Б. и др. История Русской Православной Церкви: Новый Патриарший период. Т. I. 1917—1970. СПб.: Воскресение, 1997. (Об этой книге см.: Благодатный Огонь. № 2.) 11. Российское законодательство Х—ХХ вв.: В 9 т. М., 1985. Т. 2. С. 308. 12. Мельников-Печерский П. И. Полн. собр. соч. СПб.; М., 1898. т. 13—14. 13. Тайные общества и секты: Справочник. Минск, 1996. 14. Кутузов Б. П. Церковная реформа XVII в., ее истинные причины и цели. Предисл. председателя Центр. совета "Древлеправославной Поморской церкви Латвии" Ивана Миролюбова. Ч. I—II. Рига: Изд. отдел ДПЦ, 1992. 15. Даль В. И. Пословицы русского народа: В 2 т. М., 1984. Т 1. С. 30 (раздел "Изуверство — раскол"). 16. Бурышкин П. А. Москва купеческая. М., 1991. 17. Дзюбенко М. Старообрядчество и церковное обновление // Материалы Международной богословской конференции "Живое предание". Москва, октябрь 1997 г. М.: Изд-во Свято-Филаретовской высшей православно-христианской школы, 1999. С. 196—210. 18. Яковлев Н. Н. Последняя война старой России. М., 1994. 19. Левитин-Краснов А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. 1922—1946. М., 1996. 20. Вестник РХД. 1993. № 168. 21. Мануил (Лемешевский), митрополит. Каталог русских архиереев за 1897—1957 гг. (машинопись). Чебоксары, 1958
полная версия страницы